蜜桃交友

Ольга Сакун - Град Ватикан

Как претворить в жизнь евангельское послание о Добром самарянине, применяя его к сопровождению больных на терминальном этапе их жизни, так чтобы это сопровождение уважало и продвигало неотчуждаемое достоинство человека, его призвание к святости и высочайшую ценность его жизни?

Необычайный и постоянный прогресс биомедицинских технологий значительно расширил возможности недиагностической медицины. Церковь – утверждается в документе – с надеждой смотрит на научно-технические исследования, однако сами по себе они не являются определяющими для служения целостному благу и достоинству человека. Любой прогресс «требует растущей и мудрой способности к нравственному распознаванию, чтобы избежать несоразмерного и обесчеловечивающего использования технологий, особенно на критических и терминальных стадиях жизни человека».

Кроме того, организация современных систем здравоохранения может отрицательно повлиять на доверительные отношения между врачом и пациентом, сводя эти отношения к техническим аспектам, и этот риск особенно значителен в тех странах, которые узаконивают самоубийство при врачебном содействии и эвтаназию для самых уязвимых категорий.

Ответственное отношение к больному подразумевает уход за ним до самого конца. Именно этот критерий и должен лежать в основе оценки различных действий, которые следует предпринять в ситуации неизлечимой болезни, помня, что невозможность вылечить не означает невозможность лечить.

Однако паллиативного лечения будет недостаточно, если рядом с больным нет человека, благодаря которому он может осознать свою ценность и уникальность. Рядом со страждущим может быть немало людей, как это было во время распятия Христа: у Креста были и чиновники Римской империи, и любопытные, и безразличные, и разгневанные люди. Они находились у Креста, но не были с Распятым. Точно так же, в отделах интенсивной терапии или в больницах рядом с пациентами можно «находиться», подобно чиновникам, - а можно «быть» с больными.

В документе перечисляются некоторые факторы, которые затемняют священный характер каждой человеческой жизни, ограничивая способность воспринимать ее глубокую ценность, и первый из этих факторов – это двусмысленное понятие «достойной смерти», которое соотносится с понятием «качества жизни». Здесь мы сталкиваемся с утилитаристской антропологической перспективой. Второй фактор – это ошибочное понимание сострадания. Перед лицом страдания человека, которое мы расцениваем как нестерпимое, некоторые оправдывают его смерть во имя «сострадания». На самом деле, подчеркивается в документе, «человеческое сострадание заключается не в содействии смерти, а в принятии больного, в том, чтобы поддерживать его в трудностях, проявлять к нему любовь, внимание и предлагать средства для облегчения страданий». В некоторых законодательных текстах есть также упоминание о «праве на одиночество», основанное на автономии личности и на принципе «разрешения-согласия»: это «разрешение-согласие» в страдании может дойти до решения, жить дальше или нет. Именно такая концепция права побуждает к эвтаназии и самоубийству при врачебном содействии, приводя к утрате чуткости по отношению к человеку, нуждающемуся в заботе, и искажая человеческие взаимоотношения.

Эвтаназия – подчеркивается в документе Конгрегации вероучения – это преступление против человеческой жизни. Что касается самоубийства, то «человек, который в полной свободе решает лишить себя жизни, разрывает свои отношения с Богом и с людьми и отрицает самого себя как нравственный субъект. Ассистированное же самоубийство усугубляет тяжесть содеянного, поскольку вовлекает в собственное отчаяние и другого человека, побуждая его не направлять волю к тайне Бога». Помощь самоубийце является недопустимым соучастием.

Даже когда просьба об эвтаназии вызвана тревогой и безысходностью, - в подобных случаях личная нравственная ответственность уменьшается или даже не имеет места, - тем не менее ошибка суждения совести, при всех благих намерениях, не меняет природы этого поступка, то есть убийства, которое как таковое всегда остается недопустимым. То же самое документ говорит и в отношении ассистированного суицида. Эти поступки всегда являются ошибочным выбором, поэтому легализация эвтаназии или самоубийства при врачебном содействии – это проявление тяжкой несправедливости.

Цитируя предыдущие свои документы на эту тему, Конгрегация напоминает, что настойчивые просьбы пациентов об ускорении смерти не следует воспринимать как выражение реальной воли к эвтаназии, но почти всегда речь идет об отчаянных просьбах о помощи и о любви.

Далее в тексте говорится о нравственном долге исключить терапевтическую настойчивость, то есть использование средств, искусственным образом откладывающих смерть. Однако терапевтическую настойчивость нельзя путать с обычным уходом за пациентом: недопустимо прекращать уход, направленный на поддержание основных физиологических функций, то есть питание, гидратацию, терморегуляцию, а также пропорциональное содействие дыхательной функции и гомеостазу, в том числе облегчение страдания органов.

Когда введение питательных средств и физраствора не приносит пациенту никакой пользы, поскольку его организм не в состоянии это принять и усвоить, то оно прекращается. Это не следует расценивать как недопустимое ускорение смерти, но как уважение естественного хода болезни. В противном случае лишение этих средств приводит к страданию больного, и речь идет именно об отказе от ухода. Питание и гидратация – это не терапия, а должный уход за пациентом.

Когда мы говорим о паллиативном лечении, не следует забывать о духовном сопровождении больного и его родных, с тем чтобы помочь им принять кончину близкого человека.

В документе отмечается, что в последнее время само определение паллиативного ухода приобрело двусмысленные оттенки: в некоторых странах оно включает в себя эвтаназию и ассистированный суицид, заставляя верить, что они нравственно приемлемы. Кроме того, он подразумевает введение лекарств, которые могут ускорить смерть, или же прекращение питания и гидратации. Эти практики следует расценивать как неоказание помощи и причинение смерти. Применение препаратов с целью обезболивания на терминальной стадии должно полностью исключать прямое намерение убить человека, даже если оно может обусловить наступление смерти, в любом случае неизбежной.

Два раздела документа посвящены хосписам, которые названы «святилищами боли, переживаемой во всей полноте ее смысла». Особое внимание уделяется перинатальным хосписам. Дети должны рассматриваться как полноценные пациенты с момента зачатия и получать необходимое сопровождение также в случае патологий, «несовместимых с жизнью», вплоть до наступления естественной смерти. Этическое и правовое понятие «интересов ребенка» ни в коем случае не должно быть поводом для сокращения его жизни во избежание страданий, посредством отказа от ухода или с помощью эвтаназии. Вместе с тем не следует думать, что новорожденный может принимать и терпеть боль, когда существуют средства для ее облегчения. Медики призваны максимально облегчать эти страдания, чтобы ребенок мог дожить до естественной смерти в состоянии покоя и имел возможность почувствовать любвеобильное присутствие врачей и, прежде всего, семьи.

Документ упоминает о так называемых вегетативных состояниях: недопустимо полагать, будто отсутствие сознания – это признак того, что больной перестал быть человеческой личностью, в полной мере наделенной достоинством.

В разделе о пастырском распознавании перечисляются случаи, когда следует дать оценку расположенности пациента к принятию Таинств. Так, человек, выбравший эвтаназию, проявляет нерасположенность к принятию Таинств Примирения, Елеопомазания больных и Святого Причастия (Напутствия). Чтобы принять эти Таинства, больной должен дать понять священнослужителю, что он изменил свое решение. Тот, кто записался в реестр эвтаназии или ассистированного суицида, должен отозвать свою подпись. Необходимость отложить отпущение грехов не связана с суждением о вменяемости вины, поскольку личная вина может быть уменьшена или даже не иметь места. Пациенту без сознания возможно преподать Таинства sub conditione, если можно предположить о раскаянии больного по какому-нибудь ранее поданному им знаку.

Если больной не находится в состоянии расположенности к принятию Таинств, следует приглашать его к покаянию. Совершенно недопустимо для священнослужителя предпринимать действия, которые могут интерпретироваться как одобрение эвтаназии, например, недопустимо находиться в палате больного во время ее осуществления. Это присутствие должно расцениваться как соучастие. Особенно это относится к капелланам тех структур, в которых практикуется эвтаназия: священнослужители никоим образом не должны вводить верующих в соблазн, выступая соучастниками в уничтожении человеческой жизни.